Ёлкин и мошенничество

Победитель конкурса, объявленного 04.07.2015.

Рассказ основан на вымышленных событиях, все совпадения персонажей с реальными людьми случайны.

 

 

* * *

 

 

Личинская Клавдия Игоревна, 55 лет – менеджер, «гений девелопмента», байкер, специалист по сомнительным делам, в личной жизни «всё сложно».

 

Туровец Никита Сергеевич, 38 лет, бизнесмен, инноватор, марафонец, холостяк.

 

Кленов Анатолий Михайлович, 65 лет – бизнесмен, владелец сети магазинов ОЙЛИ, слегка уставший от жизни человек.

 

Аксёнова Анастасия, 28 лет - бывшая журналистка, ныне лингвист, стартапер, красавица.

 

Зайнуллин Мустафа Хасанович, 62 года, дальний родственник Анастасии, деловой человек, влиятелен.

 

Аксёнов Евгений Николаевич, 61 год, врач, заведующий отделением хирургии, отец Анастасии.

 

Аксёнова Сентябрина, 13 лет, школьница, немножко вундеркинд, племянница Анастасии. Тоже красавица, это у них семейное.

 

 

* * *

 

 

Июньское утро совсем недавно перестало быть короткой июньской ночью, и озеро ещё клубилось прозрачным беловатым туманом, немного сонно и разнежено встречая начинающийся день.

 

На мгновение Настя застыла, охваченная приступом ликующего утреннего счастья и единства с миром - озером, предрассветным небом и зеленью прибрежных деревьев.  «Молодчага, Настька, что не поленилась встать в такую рань, - мысленно похвалила она себя, - такое утро нельзя пропускать, зря что ли велосипед покупала?»

 

Природа решила на этот раз явить себя в полном блеске – несмелое предрассветное щебетание птиц, безоблачное небо, обещающее погожий день, и идеальная гладь воды, изредка возмущаемая плеском загулявшей рыбёшки, но… что это там? Девушка заметила вдалеке, на ровном живописном участке побережья озера какие-то следы человеческой деятельности – слегка покосившийся забор, стены без крыши и другие признаки заброшенной стройки. «Странно! Начали строить и не закончили. Как-то не смотрится здесь такое. А неплохо, наверное, было бы в таком месте жить, в красивом домике, у воды и от города не очень далеко», - она снова вскочила в седло и поехала вдоль озера по тропинке, уже заросшей по краям сочной травой, надеясь найти хороший спуск к воде и искупаться.

 

«Надо будет разузнать, что там за недострой», – по въевшейся журналистской привычке мельком подумала она и немедленно забыла обо всем, снова нырнув в звенящее летнее утро.

 

* * *

 

Клавдия Личинская с детства считала себя не такой, как все. Хотя поначалу это было совсем не очевидно. Пединститут, распределение в школу, ненавистная химия, маленькие мерзавцы, возмутительное прозвище «Личинка», вот что-что, а работу свою Клавдия Игоревна совершенно не любила.

 

Но тут подоспела перестройка, и через образовавшиеся прорехи в нудных советских буднях стали проглядывать большие возможности. Кипучая энергия Клавдии, пройдя через причудливый змеевик самовлюблённости, фальши и некоторой женской привлекательности, вскоре привела её в ряды сотрудников комсомольско-молодёжного кооператива Толи Клёнова, и они начали строить капитализм вместе.

 

Оставим наших героев наедине с пресловутыми девяностыми с тем, чтобы снова встретиться с ними в период вполне развитой стабильной вертикальности или, если угодно, вертикальной стабильности.

 

Бизнес Клёнова оформился в сеть магазинов по торговле моторными маслами и другой автомобильной химией. За эти годы Клавдия приобрела пристрастие к мотоциклам, ведь не крестиком же ей было вышивать, в самом деле? Пережила несколько неудачных, но бурных романов, обзавелась полезными связями во влиятельных кругах, не утратив на жизненных поворотах своего гипнотического апломба и веры в собственную исключительность.

 

Всё это вместе делало её незаменимой для выполнения некоторых «скользких» поручений шефа, таких, например, как небезызвестная тяжба за товарный знак сети ОЙЛИ и тому подобное. Да, Клава умела быть полезной Клёнову, да и привык он к ней, что греха таить?

 

Занимая не последнее место в структурах фирмы, Личинская тем не менее не чувствовала себя удовлетворённой своим положением. Не по ней была вся эта офисная возня с отдалённым конечным результатом, не сулившим особенных лавров.

 

Поэтому в один прекрасный день, поводив своим немного утиным носиком влево и вправо, она уловила в воздухе настоятельное желание в муках нарождающегося среднего класса перебраться, наконец, прочь от пропахших аммиаком многоэтажек в отдельные загородные дома, окруженные газонами, прудами, тенистыми аллеями, кортами или, на худой конец, просто цветочными клумбами. И к тому же ей почему-то очень нравилось слово «девелопер». Убедить давнего партнера в перспективности идеи строительства коттеджного поселка Клавдии Игоревне, как обычно, не составило большого труда.

 

– А ты разве в строительстве что-нибудь понимаешь? – усомнился было шеф.

 

– Толя, давай не будем забывать, что я всё-таки топ-менеджер, – с напором парировала Личинская.

 

«Н-да, а больше на училку смахиваешь», – подумалось Анатолию Михайловичу, но эту свою мысль он предпочёл оставить при себе и не додумывать до конца. Время показало, что это он сделал совершенно напрасно. «Собственно, почему бы и нет, пусть побалуется, может что-нибудь и выйдет, земля-то уже есть, и местечко там неплохое», – задумался Клёнов.

 

– Ладно, Клава, но учти, меня в это дело не впутывай, у меня и своих заморочек полно. Шуруй сама, участок на Длинном озере вроде подходит под это дело, домов 60-80 там запросто можно воткнуть.

Мысленно просияв, но сохраняя на лице героически-покорное выражение, означающее «валите всё на меня», Клавдия достойной походкой истинной бизнес-леди покинула кабинет Клёнова.

 

Найти подрядчика оказалось несложно, даже проще, чем она думала. Все охотно шли навстречу милой, разговорчивой и такой свойской даме. Клавдия Игоревна уже давно должна была бы миновать бальзаковский возраст, но сумела зацепиться в нём с помощью немалых косметологических ухищрений. Тем не менее, серьёзной зрелой женщине хотелось доверять, и ей доверяли. Подрядчик провёл работы по расчистке участка, огородил стройку забором, заложил четыре коттеджа и только начав выводить стены, вдруг спохватился, что ни один договор ещё, собственно, Личинской не подписан, а вложенные им заёмные средства никто не спешит возвращать, и, кроме её обещаний, в активе у него нет ровно ничего.

 

Появление у партнёра горячего желания привести документы в порядок и наладить, наконец, нормальное финансирование проекта странным образом совпало с превращением свойской улыбчивой Клавы в холодную и неприступную Клавдию Игоревну. Бесконечные запросы и шквал электронных писем ни к чему не привели, а от личных встреч она умело уклонялась, и подрядчик, выматерившись, отступился.

 

– А ты не боишься, Клавка? Что он тебя… того, как-нибудь к порядку может призвать? – потягивая кофе под сигаретку, поинтересовалась её старая подружайка, недотёпистая, но добрая Нинка.

 

– К какому ещё порядку? У меня, Нинулька, связи, а дураков надо учить. Я его самого засужу, за то, что на моём участке нагадил.

Подруга посмотрела на неё с уважением.

 

– Хо-о-оспади, да нас с Толяном в 95-ом вот такой же козёл знаешь, как на бабки киданул, и ничего, выкрутились, – сказала Личинская, закатив глаза и применив одну из своего отработанного арсенала улыбок, означающую «прощаю вашу ограниченность», ибо улыбаться нормально она разучилась лет сорок назад и даже забыла, как это делается.

 

Покончив таким образом свои отношения с прежним, уже совершенно ей не интересным подрядчиком, Клавдия Игоревна принялась за поиски нового. И он, разумеется, нашёлся. В городе подыскать единомышленника по завершению своего грандиозного проекта ей почему-то не удалось, и тогда она вышла на предпринимателя из столицы.

 

 

* * *

 

 

– Вот так, уважаемая Анастасия, я и попался, – смущённо потеребив себя за кончик носа, закончил свой рассказ Никита. – Она же мне поначалу таким монстром девелопмента показалась! Да ещё в Фейсбуке с половиной моих друзей зафрендилась, фоточки с байками присылала.

 

– Интуицию надо развивать, Никит, что я могу сказать, – откликнулась Настя. – Я вот занимаюсь иногда, в свободное от работы время. Есть такая методика – переворачиваешь карты, ну обычные, игральные, рубашкой кверху и пытаешься угадать масть. А когда угадаешь, запоминаешь это ощущение в организме. А потом при принятии решений пытаешься его уловить, и всего делов!

Анастасия Аксёнова, весьма симпатичная девица с мягкими чертами лица и пышными белокурыми волосами, к своим двадцати восьми годам успела проявить себя в нескольких профессиях: копирайтинг, журналистика, пиар и, наконец, вернулась к лингвистике, которой нешуточно увлекалась с университетских времён.

 

Со временем явно что-то творилось – ведь раньше на овладение хотя бы одной специальностью уходил чуть ли не десяток лет. Наверное, дело в информационном изобилии, а ещё Настя просто была толковая.

 

– А ты, кстати, с журналистикой совсем завязала, вся в своей языковой школе или ещё можешь тряхнуть стариной?

Никита Туровец наткнулся на старую знакомую в тренажёрке, как водится, совершенно случайно, но что в этом мире случайно? Во время их трёпа в чайхане после фитнеса и разрешилась для Насти загадка заброшенного посёлка. Она действительно с головой ушла в свой новорожденный бизнес, днями и ночами копалась в методиках преподавания, проводила собеседования и продумывала рекламные площадки. Но в голове помимо воли уже крутились фразы из несуществующего пока фельетона и даже вполне бредовые варианты заголовков.

 

Туровец был похож на свою раскатистую фамилию – всегда бодрый, энергичный, коротко стриженый, предпочитающий спортивный стиль в одежде. Впрочем, при более пристальном взгляде можно было заподозрить его в томике Достоевского на прикроватной тумбочке. А может быть, даже Диккенса, на очереди после «Братьев Карамазовых».

 

Никита представлял тот самый, такой долгожданный для России тип бизнесмена новой формации, нацеленный на то, чтобы вести дела честно, прозрачно и, по возможности, без неприятных компромиссов с совестью. На свою беду, он был прямо-таки одержим идеей экологического жилища, гармонично вписанного в окружающий ландшафт. Именно поэтому предприниматель так охотно откликнулся на предложение Личинской спасти посёлок да и саму «слабую и беззащитную» женщину, коварно обманутую предыдущими недобросовестными партнёрами.

 

Никита успел сделать даже больше, чем его незадачливый предшественник. Получив-таки первый транш финансирования, он с помощью своей команды быстро провёл общепоселковые работы – дорога, скважина, коммуникации, и по усиленной просьбе мадам топ-менеджера, вне рамок первоначального соглашения, начал строить три дома под будущий договор. Ровно на этой стадии отношения с Личинской разладились, и вместо былого приятельского щебетания из трубки стало доноситься: «Абонент-не абонент». Пришлось, бросив все дела, срочно выехать на стройку. В лучшем спортивном клубе города он и повстречался со своей давней знакомой.

 

– Отлично тогда в Коми съездили, прямо тянет туда, – сказал Никита, подливая Насте какого-то экзотически-ароматного чая из тяжёлого коричневого чайника.

 

– Да, были времена докризисные, экофорум, экскурсии, шанежки горячие, варенье из морошки, – мечтательно протянула девушка, тряхнув своей светлой гривкой.

 

– А мне вот только непонятно, зачем ей это надо? не постигаю, ей богу! – опять начал о наболевшем Туровец. – Казалось бы, делай всё как надо, строй да продавай и горя не знай!  

 

– А это знаешь, наверное, как в сказке Шварца, помнишь, Баба Яга там рассуждает, вам, мол, хорошо, работникам простым, работаете да песенки поёте, а я, бедненькая бабулечка Яга с боку на бок ворочаюсь, ночей не сплю и всё думаю, как бы мне извернуться и, ничего не делая, жить по-царски.

 

– Угу, и ещё привычка из времён дикого капитализма, так и хочется уголок срезать и проехаться за чужой счёт, прямо себе в убыток! – рассмеялся Никита и добавил серьёзно, – она ведь уже в суд на меня подала, требует вернуть свой первый транш, типа я эти деньги нецелевым образом потратил, а договоры, как водится, толком не подписаны, оригиналов у нас на руках нет, так, сканы какие-то.

 

– А ещё, может, она просто немножко бестолковая? Начать начала, да не справилась? Мне, Никит, место жалко на озере, загубит она его! И так в стране не слава Богу, так ещё эти, бандюки перекрашенные, байкеры, ёлы-палы!

Обретя союзницу, москвич приободрился. Впрочем, он и так не сильно унывал. Врагов он даже любил, правда, как говорил старина Печорин, «не по-христиански».

 

– В общем, давай так, я тебе все данные, а ты в хорошенькой головке всё переваришь и своим фирменным стилем в «Вечернем провинциале» фельетон на подвальчик. Тебя, наверное, помнят там, ты же от них тогда на экофорум каталась? – раздумывал вслух Никита. 

 

– Да, город у нас небольшой, всего-то миллиона полтора, общественность возбудится, если правильно подать. Думаю, и властям это не понравится, шум до Москвы им тут совершенно ни к чему.

 

– Можно ещё местное телевидение попытаться подключить. В общем, пиар-кампания по всей форме! А когда победим, давай в Коми рванём, на Маньпупунёр! Девственная природа и всё такое! – Туровец мечтательно закатил глаза. – Или нет, что там Коми? В Исландию поедем. Я там зимой марафон бегу, вокруг этого ихнего вулкана, который пеплом пол-Европы засыпал, как его… название ещё такое не выговариваемое, что-то типа «Амынедадимвамлетатьтьфунавас». Мне там личный переводчик не повредит.

Настя слушала молча, глаза её делались всё круглее и, наконец, достигнув полной сферичности, сами собой принялись усиленно моргать:

 

– Какая Исландия?! Какой марафон? Какой вулкан? Ты не тронулся немножко с горя? Ладно, про статью я подумаю. У тебя прямо сегодня самолёт?

 

– Завтра с утра.

 

– Ну, have a good flight, как говорится! Я на связи, материалы шли, гляну на досуге.

 

 

* * *

 

 

Родной город есть родной город. Анастасия поговорила с родителями, перезвонилась с парочкой одноклассников, пошевелила ещё кое-какие информационные ниточки и выяснила, что фирма «ОЙЛИ» переживает не лучшие времена, и ей стало понятно, почему Личинская, вместо того чтобы строить посёлок по-человечески, решила подать иск к москвичу, естественно, нарвавшись на встречный, с обвинением в мошенничестве и незаконном предпринимательстве впридачу.

 

Но по некоторым признакам создавалось впечатление, что ничего продавать она как будто сразу не собиралась, в городе ни рекламки захудалой, ни объявления, ни приглашения к долевому участию.

 

В голове у журналистки уже выстраивалась концепция статьи: динозавры из девяностых со своими негодными методами; бездействие правоохранителей, странная позиция местных властей – всё это с одной стороны, а с другой – известный бизнесмен, спортсмен, инноватор, поборник экологичности и максимального внедрения методов энергосбережения. Ведь многое в стране зависит от того, кто победит – тени прошлого или люди из будущего, сторонники понятных правил игры, информационной и финансовой прозрачности, просто разума, наконец. И что будет на озере – ребячий гомон на игровой площадке, молодые семьи в новых домах  или мертвенная тишина заброшенной стройки?

 

Из Интернет переписки

 

- Настасья, посмотрел черновик, вроде получается. Ты молодец! Только, по-моему, роль Толи Клёнова можно было поярче выделить. Она-то ведь, похоже, просто шестёрка, резвится за его деньги, а он весь такой «серый кардинал».

 

- Привет, Никита! Да что Клёнов, он, по-моему, слегка устал уже от всего, и в то, что этот паровоз вдруг расправит крылья и полетит как птица, не верит. Ну, в смысле, Личинская посёлок достроит. Да и с ОЙЛИ дела у него плохи.

 

- Ну, как знаешь. А ещё, по названию. «Особенности провинциального девелопмента»  - как думаешь, слово "провинциального" не звучит слегка унизительно, не будет барьера? У нас же нет задачи "москвичей" превознести. Может, перефразировать стоит?

 

- Так-то можно заменить на "отечественного", но "провинциального" лучше, точнее. Это ведь именно провинциальные особенности: кумовство, бестолковщина, всякие странные хитрости. Я думаю, в Москве более ушлые мошенники :) И потом, для меня, например, в слове "провинциальный" нет ничего обидного. Это вам, москвичам, кажется, что "провинциал" это разновидность оскорбления. Не в первый раз сталкиваюсь с таким лёгким столичным снобизмом))))))

 

- Ну, всё! Уделала ты меня! :) Оставляем как было. А когда в редакцию понесёшь?

 

- На днях мой кент официально из отпуска выходит, через него попробуем. Он всё главреду как надо подаст :) Так что молись, Никита...

 

- А вот ещё, а ты не задумывался, почему это с тобой случилось? Ты сам-то часом никого не кидаешь, прости, конечно? Долги вовремя платишь?

 

- Обижаешь, мать! Нет, это не про меня. Могу разораться не по делу, это да, запустить чем-нибудь ))), но уж с долгами у меня всё в порядке. Мне так кажется.

 

- О-хо-хо, а мне вот раз сдачу в магазине передали, а я вроде и поняла, что что-то не так, а вроде и возвращаться лень, и опять же где-то внутри даже приятно – денежка лишняя. И тут же вскоре пролетела на ощутимую сумму, прикинь? С тех пор о-очень аккуратно к деньгам отношусь :) Так что не обижайся. Каждый шаг оставляет след, это закон.

 

 

* * *

 

 

Сине-зелёный, даже с каким-то сизоватым отливом, свисающий там и сям лишайник придавал зловещий облик с виду обыкновенному густому еловому лесу. Вдруг заметно потемнело, потянуло ветерком и ощутимо запахло чем-то пакостно-непонятным. Настя съёжилась и опасливо огляделась.

 

- Ой! – она быстро присела за пышный куст шиповника, невесть откуда взявшийся в этом мрачном лесу.

 

На поляне внезапно, как будто бы из ниоткуда, возникла лохматая тётка с длинным крючковатым носом и слегка косящими злыми глазками. Она фальшиво припевала и даже будто бы прихорашивалась перед небольшим зеркальцем, которое держала перед собой в вытянутой руке. Потом странная незнакомка кокетливо улыбнулась своему отражению, и Настя с ужасом увидела две пары необыкновенно тонких и длинных клыков.

 

- Ведьма! А говорят, не бывает их, - девушка окаменела от страха и так и впилась глазами в нечистую силу.

 

А ведьма тем временем спрятала зеркальце в своих лохмотьях и, приплясывая на одном месте, стала смотреть в небо, словно поджидая чего-то. Вдруг ещё больше потемнело, и на поляну, хлопая крыльями, слетела какая-то большая птица.

 

«Да это и не птица совсем! – ужаснулась Настя, - динозавр или дракон, как они тут называются?»

 

Дракон был совсем небольшой, не больше страуса, зеленоватый, покрытый блеклой, местами ободранной чешуёй и вообще несколько замученный. Ведьма радостно бросилась к нему, а тот, завидя её, панически закрутил головой, забил несуразными крылышками, пытаясь снова взлететь.

 

Но убежать от фурии было не так-то просто. Дракон устало свесил голову и покорно позволил ведьме набросить на себя пятнистую змеиную уздечку.

 

- Ну, полетели, Толя! – каким-то очень знакомым голосом прохрипела оборванка, - быстрее надо, она где-то рядом должна быть. Дракон Толя разбежался и совсем уж из последних сил тяжело поднялся в воздух, а ведьма, крепко вцепившись в его шею и не переставая напевать, внимательно оглядывала с высоты окрестности.

 

- Тьфу, зрение ни к чёрту, надо линзы поменять, - под это ворчание Настя проснулась.

 

Она уснула прямо у компьютера, в наушниках за просмотром рекламного видео с сайта «ОЙЛИ», куда забрела, наводя окончательный глянец на статью.

 

Степану, ответственному секретарю «Провинциала», она уже выслала первоначальный вариант и теперь прорабатывала его замечания. «Устаю, вот и снятся сказочки какие-то», – подумала Анастасия. – А кстати, о сказочках, надо будет сегодня заскочить в книжный, забрать, уже звонили, что привезли мой заказ. Да и завезти сразу в детский дом», – окончательно придя в себя, Настя подскочила и, завертевшись волчком, уже через десять минут выскочила из дома и плюхнулась в свой небольшой бежевый автомобильчик.

 

 

* * *

 

 

Резко зазвонил телефон, Личинская вздрогнула и, оторвавшись от пасьянса «Косынка», взяла трубку с таким видом, как будто её, по меньшей мере, отвлекли от министерского селекторного совещания:

 

– Клавдия Игоревна слушает!

 

– Клава, а я ведь тебя предупреждала! Как мать родная предупреждала! – заверещала трубка.

 

– Нинуль, ты о чём? Ты меня пять раз на дню предупреждаешь, – отозвалась Клавдия, протянув руку к своей шикарной офисной чашке с остывшим чаем.

 

– А о том я, что у меня в «Провинциале» приятельница работает, статья там на тебя готовится. Газетная пока, хе-хе. В общем, давай не по телефону, жду тебя как-нибудь вечерком. Да, и тортик захвати, сладкого хочется, гори она огнём, диета проклятая.

Клавдия тянуть не стала и прямо на следующий день наведалась в Нинкин спальник. На кухне у подруги было не очень уютно, даже грязновато, но привычно.

 

– Клав, а как у тебя с твоим-то? – сочувственно спросила Нина.

 

– Да как-как, никак. Мужики нынче перевелись, Нин, сама, что ли, не знаешь?

 

Подруги пили чаёк с тортом и по привычке немного сплетничали.

 

– А у Игорька твоего что новенького? Не женился ещё?

 

– Ещё чего не хватало, пусть погуляет пока молодой, успеет голову в ярмо сунуть. А вот ты мне скажи, для чего мужикам в наше время жениться? Какая с этого для них польза?! – внезапно завелась Клавдия.

 

– Ну как, Клав, какая польза? Всегда же так было, – опешила Нина.

 

– Если бы это было так уж очень здорово – иметь жену, так они бы и женились, как заводные. В очереди бы просто давились в ЗАГСе. Но только это получается совсем невыгодная сделка – ты всем всё должен, а она как будто ничего не должна!

 

– Ой, Клав, я не могу с тебя, да ты сама-то прямо разбежалась… Спишь и видишь носки мужнины стирать и шнурки гладить!

 

– Я это я, а сын – это совсем другое, – оборвала подругу Личинская, – я, слава тебе, господи, не курица какая-нибудь и одна отлично проживу. Да, бог с ним вообще-то, с Игорьком, ты лучше скажи, что мне с этой, прости господи, публикацией делать, – Клавдия гадливо сморщилась. – Нет, ты подумай, соплюха какая-то, как её там, Аксёнова, что ли, будет мне ещё… бредни всякие…

 

– А Аксёнов, зав. отделением хирургии в третьей городской, это, случайно, не её папаша?

 

– Да, мне плевать на её папашу, если на то пошло. И на мамашу заодно! Слушай, Нин, а может, пугнуть её маленько? А статейку через Вадика попробовать отозвать? Ну, какого Вадика, Вадим Семёныча, какого ещё?

 

– Ой, я не знаю, ты, Клавка, какая-то бедовая, честное слово. Как ты её пугнёшь? Это же дело серьёзное, подсудное, – опешила Нина, никак не ожидавшая такого поворота.

 

– Ну всё, раскудахталась! Вот поэтому ты, Нинка, паспортистка в ЖЭКе, а я… Нету у тебя вот этого… полёта никакого, – Личинская в сердцах даже ногой притопнула, ещё больше утверждаясь в своей затее.

 

– Какого ещё такого полёта? Сама, смотри, не долетайся! Я ей как подруге, чуть про статью узнала, бегом… А она мне, значит, такие слова? – обиженно зачастила хозяйка.

 

– Всё, Нинель, некогда мне с тобой,  – поднимаясь и бегло окидывая брезгливым взглядом убогий стандартный дизайн Нинкиной двушки, проронила Клавдия Игоревна, – и волосёнки свои облезлые покрась уже, неприлично так ходить. Ладно, пока, время будет, позвоню.

 

Идея пугнуть настырную журналюгу крепко засела у Личинской в голове. Но как это устроить? «Приличным людям житья не стало в городе, дураки и наглецы, просто кошмар какой-то», – устало размышляла Клавдия. «А зря я так с Нинкой, – запоздало пожалела она, – у неё же брат сидел и даже, вроде, два раза. Как пить дать, какие-то связи остались. А связи – это наше всё в этой жизни!»

 

Впрочем, Клавдии Игоревне тут же пришла на память знаменитая Нинкина отходчивость: «Духи какие-нибудь ей подарю, дома полно их валяется». Потом она задумалась, что будет подразумеваться под понятием «попугать» – тряхнуть как следует? А может, фингал под глазом устроить? Надо или нет? Пожалуй, не повредит, для пущей убедительности. А впрочем, долго задумываться она не привыкла и немедленно приступила к действиям.

 

 

* * *

 

 

Из Интернет переписки

 

- Никита, привет! Что-то непонятное происходит. В газете темнят, тянут как будто. Может, совпадение просто.

 

- Да, главный редактор у них какой-то... и нашим и вашим. Типа дипломат. Я узнавал про него. Давай выждем немного, посмотрим, что будет.

 

- Насть, ты только не смейся. Я, знаешь, вроде как скучаю по тебе, что ли.

 

- В смысле?! То есть лично по мне? Я тебе вроде всё выслала, что обещала.

 

- Ехидная ты. Недобрая :)

 

- Ага! :) «Между героями зародилась робкая трепетная симпатия», так что ли? :) Ладно, увидимся. Через месяц у тебя арбитражка по посёлку, я правильно понимаю? А так-то ты у нас холостяк завидный!  :)

 

- А ты красавица...

 

- А мне на конкурсе красоты нашего факультета, когда ещё в универе училась, дали звание «Мисс интеллект»!! Представь, как в душу плюнули? Неужели, думаю, я страшная такая? )))

 

- Вот сволочи!

 

- Спасибо за моральную поддержку!)))

 

 

* * *

 

 

С дядей Мустафой Настя по жизни пересекалась нечасто. Даже степень родства точно не знала: то ли материн троюродный брат, то ли двоюродный дядя, то ли ещё какая седьмая вода на киселе. Вокруг Мустафы в семье всегда царило какое-то странное умолчание. И не обсуждалась особенно его персона, но почему-то было понятно, что что-то с ним не то. Впрочем, Настя особенно и не интересовалась, ибо в их огромной русско-татарско-украинской семье и более близких родственников было хоть отбавляй. Знала только, что совершенно живые и прекрасные портреты на могилках прабабушки и прадеда, смотрящие с шикарных мраморных надгробий, – его рук дело.

 

Тем более неожиданным был его звонок и приглашение зайти в гости. Весьма вежливое по форме, это предложение звучало, тем не менее, как прямое и недвусмысленное распоряжение.

 

Спорить со старшими в семье было не принято, и Настя, делать нечего, в ближайший свободный вечер уже нажимала на кнопки домофона элитного малоэтажного дома, расположенного, как говорится, в тихом центре.

 

Мустафе Хасановичу Зайнуллину было уже за шестьдесят, но в нём по-прежнему чувствовался бывший спортсмен – по мягкой экономности движений, энергичному развороту плеч и прямой спине. А взгляд у него был… в обычной жизни таким взглядом не обзаведёшься.

 

Они сидели за ужином в скромно и дорого обставленной дядиной столовой. Настя, зная по опыту, что в гостях у родственников отказываться от еды бесполезно, явилась голодная и с удовольствием отдавала должное кулинарному искусству дядюшкиной жены. Самой её за столом не было.

 

– Мне, Настя, в детстве досталось несладко. Отец, двоюродный брат твоей прабабушки, был глухонемой. Не с рождения, а после болезни какой-то. Кто их тогда в деревне лечил, в предвоенные времена? Потом они всей семьёй в город переехали, он женился, а жена пьющая попалась. Так и спились оба. А меня с двумя братишками в интернат определили. Так-то отец добрый был, сапожником работал, навещал нас иногда, но если бы не тётка моя двоюродная, а твоя прабабушка, я бы пропал по интернатам и детским домам. Это уж точно, – дядя глянул на Настю и, видя, что она внимательно и сочувствующе слушает, продолжил рассказ:

 

– Она и была моей настоящей матерью. Своих шестеро, и нас, троих двоюродных племянников, на все выходные к себе брали, подкармливали, одежонку покупали. И, самое главное, любила она меня, Настя, на самом деле любила, ребёнка не обманешь. Да не меня только, она всех любила и жалела. И дядя, муж её, тоже очень добрый был человек. Сами-то жили бедно, какие уж после войны богатства, только с голоду не помереть, одной коровой и держались. А всегда у них дома хорошо было, как-то дружно, весело.

 

– Я смутно помню прабабушку, я маленькая была, когда она умерла, – в свою очередь поделилась Настя.

 

– Да, слова такого тогда в ходу не было – «благотворительность», как-то без слов всё делалось… – взгляд Мустафы сделался мягким, утратив обычную колючую настороженность, – а потом я борьбой занялся, тренеры в меня так и вцепились, способности были от природы, да и дрались мы в интернате, ой-ой! Пошли соревнования, заграницы, шмотки, джинсы, потом фарцовка, потом… Ну тебе это не нужно знать, просто ни к чему.

 

Настя, видя, что человеку надо выговориться, молча слушала, прихлебывая чай из высокого бокала тонкого фарфора, расписанного в восточном стиле.

 

– А сейчас у меня, Анастасия, всё хорошо, семья, бизнес нормальный, сын университет заканчивает, поздний он у меня получился. Только вот как вспомню свою молодость... Выкарабкался я каким-то чудом. Благодаря ей, – Мустафа указал рукой на небольшой портрет в красивой раме, искусно выполненный со старой фотографии. С портрета смотрела очень простая немолодая женщина в платке, с добрыми спокойными глазами. Глаза были знакомыми. Собственно, эти самые глаза она и видела каждый день в зеркале, вот чудеса.

 

Мустафа отставил чашку в сторону:

 

– Как родители, здоровы?

 

– Спасибо, вроде всё хорошо.

 

– Да, Настя, я тебя для чего позвал, я человек сейчас законопослушный, но связи, куда их денешь? – он слегка развёл руками. – Дошло до меня, что одна дамочка против тебя что-то замышляет. Ты фирме «ОЙЛИ» дорогу не переходила?

 

– Пока нет, но собираюсь, – насторожилась Настя, и в голове у неё сразу всплыла ведьма из недавнего сна и ещё ощущение потусторонней жути, – я статью готовлю в «Провинциале» против них.

 

– Н-да, это у нас прямо национальный спорт – журналистов пугать, огласки все боятся, как чёрт ладана. Ну, конкретно с тобой всё будет в порядке. Сейчас ведь техника у всех, а заказчица твоя или уж глупенькая совсем или бесстрашная такая. В общем, разговор записан, видео-аудио – всё это есть. Я попрошу кого надо ей на это аккуратно намекнуть.

 

Настя молча хлопала глазами. Ай да Клавдия Игоревна! Да и Клёнов хорош.

 

– Это она что, убить, что ли меня хотела? – спросила Настя неестественно спокойным голосом.

 

– Ну, уж убить-то не убить, конечно, а всё-таки… Успокойся, всё хорошо будет.  Или ты посадить её хочешь? Материалов хватит, наследила она знатно, и со стройкой на Длинном тоже, – обнаружил осведомлённость Зайнуллин.

 

– Нет! – энергично отозвалась Анастасия, – сажать я точно никого не хочу.

 

– Тут я с тобой, пожалуй, соглашусь. Бог накажет. Ну ладно, Настя, родителям привет. А, впрочем, нет, не надо приветов и ненужных вопросов. Маму не волнуй. Я тебе лучше красивую штучку подарю, из Эмиратов привёз, магнит на холодильник с сурой из Корана. При создании семьи, говорят, помогает и вообще, чтобы мир в доме был между мужем и женой.

 

Настя быстро глянула на дядю Мустафу.

 

– Не гляди, не гляди, ни на что не намекаю, просто так, на счастье. Стареть, что ли начал? Веришь, даже молюсь иногда. Меня прабабка твоя учила молитвы читать на арабском, так я ещё и дразнился, мол, а Бога-то нет, так в школе учили. Она так смешно пугалась, царствие ей небесное.

 

– Спасибо большое, – только и могла сказать Настя, – не болейте. Я позвоню как-нибудь.

 

– Знаешь, не стоит мне звонить. У тебя свои дела. Если уж только, не дай Бог, в крайнем случае.

 

 

* * *

 

 

Анастасия выкатилась от Зайнуллина с чётким ощущением просвистевшей мимо пули. И ещё с некоей внутренней уверенностью, что смутно припоминаемая покойная прабабушка сейчас её, живую Настю, спасла от большой беды. Она поймала уютное ощущение, что существует не сама по себе, а как веточка какого-то огромного и доброго родового дерева, всегда готового прийти ей на помощь. «Надо с Никитой срочно связаться», – девушку немного трясло от нервного возбуждения.

 

– Значит так, сейчас этими же ногами в агентство, берёшь тур дней на десять, отдыхаешь, ни о чём не думаешь. Считай, что ты в командировке. Командировочные, разумеется, за мной, – голос Никиты звучал жёстко, – что я буду делать, это не твоя проблема.

 

Настя вслушивалась не столько в смысл сказанного, сколько в спокойные уверенные интонации его голоса. «Мужчины, они какие-то другие, чем мы, он словно совершенно не растерялся», – она бросила взгляд на магнитик, испещрённый красивой арабской вязью, и вдруг совсем успокоилась.

 

Девушка врубила музыку, зажгла газ и, шмякнув два яйца на скворчащую сковородку, сунула нос в мировую паутину. «И где у нас сейчас хорошо и тепло на глобусе? И племяшку возьму, пусть поплескается!» – настроение сделалось совсем хорошим. «Вот интересная у нас страна, всё перемешано. А всё-таки всё у нас будет хорошо – и посёлок на Длинном построится, и школа моя наладится, и Личинская…» – Настя как живую увидела перед собой Клавдию Игоревну и уж в который раз подивилась её причудливому сходству с ведьмой из своего сна. Личинская, конечно, была крепким орешком, но, наверное, и она для чего-то нужна Богу и не зря повстречалась им с Никитой на их внезапно пересекшихся путях-дорогах.

 

А поволновать родителей, по-видимому, всё-таки придётся. Уже давно живя отдельно, Настя так и не привыкла скрывать от них что-либо. Поэтому она без утайки выложила все свои злоключения отцу, явившись к нему в кабинет, по опыту зная, что застать его дома – дело совсем нелёгкое. К тому же девушка прекрасно отдавала себе отчёт, что отец с матерью, как сообщающиеся сосуды, практически не имеют секретов друг от друга и всё, что известно одному, немедленно будет знать и другой.

 

– Да, Мустафа смолоду начудил, конечно. Ну, так в семье не без урода. Честно тебе скажу, он мне никогда не нравился, – задумчиво сказал Аксёнов. Евгений Николаевич был мужчиной высоким, даже статным, но запоминался не фигурой, а спокойным умным взглядом проницательных серых глаз.

 

– А мне он понравился. Он искренне говорил. По-моему, он хороший, – горячо вступилась за родственника Настя.

 

– Да кто говорит, что плохой? Если разобраться, плохих людей вообще не бывает. Мы примерно ровесники с ним, но по жизни как бы антиподы, что ли. У меня-то всё было… ну не то, что бы гладко, но… Родители хорошие, школа, институт. Лёгкой жизни не искал, в профессию вкладывался. Знаешь, наш профессор по анатомии говорил: «Работа не женщина, если к ней относишься честно, она тебя не обманет». Думаю, ты знаешь, что я старался честно относиться.

 

Настя с любовью взглянула на отца:

 

– Да на тебя полгорода Богу молится!

 

Но недавняя встреча с дядей не выходила из головы, и она продолжила развивать интересующую её тему:

 

– А всё-таки, почему у него так получилось?

 

– Знаешь, Настюнчик, у нас в отделении в прошлом году окна на пластиковые заменили. А нынче птицы, воробьи обыкновенные, под окном чистой перевязочной монтажную пену проклевали и гнездо там соорудили, под нашим подоконником практически. Приходит медсестра на работу, что такое? Два птенца по кабинету порхают, и два взрослых воробья над всем этим безобразием круги нарезают!

 

– Ничего себе! Первый раз про такое слышу! Это они что, насквозь проклевали, прямо в помещение, с улицы? – поразилась девушка.

 

– Ну да, и ещё помётом всё заляпали. Непорядок! Ну, дыру потом рабочие заделали, всё нормально стало. Но ты, Настя, посмотри на ситуацию глазами воробья! Сидел он в безопасном месте, у себя, понимаешь ли, дома и вдруг вылетел не пойми куда! В другое измерение! Куда ему совершенно соваться было не нужно. И ни предвидеть, ни исправить эту ситуацию ему не по мозгам. Взрослые птицы поумней – сразу в открытое окно вылетели, а птенцы… Один запаниковал, летает, мечется, ну и убился об стекло.

 

Это всё при мне было, санитарка сразу за мной побежала, у них без Евгения Николаевича ничего в отделении не обходится. А другой птенец затих, в руки дался, и Лена, медсестра, его в окошко выпустила. Так вот, Лена для этого воробья выполнила функцию Бога, настолько она его выше по уровню и возможностям, несоизмеримо просто, так получается?

Настя хмыкнула, переваривая неожиданный поворот занятной истории, а Евгений Николаевич продолжил:

 

– Так и с Мустафой, так и со всеми нами. Он был пацаном, сунулся, куда не надо. И если выбрался, то я уж сейчас думаю, не без помощи ли тут? Ну, в любом случае, я ему благодарен за то, что он тебя… тебе… помог в этом деле, хотя не скажу, что я в восторге от всего этого.

 

– Сейчас у него, вроде, всё нормально, – сказала Анастасия, – и бизнес процветает.

 

– Кто знает? Пусть будет так. Я, Настя, человек старой закваски, к бизнесменам всегда с какой-то опаской относился. И только недавно, старый дурак, понял, что бизнес – это просто дело, обыкновенное дело. Человек берётся за что-то и делает, как умеет. Булки там печёт или вот дома строит, как Туровец твой.

 

– Что это он мой? Не мой он вовсе. А что, разве на бизнес как-то ещё по-другому можно смотреть?

 

– Стало быть, можно, если с детства тебе вдалбливают, что капиталисты это кровососы трудового народа. Умом-то я как бы уже давно всё осознал, а вот где-то сидела заноза! Это, знаешь, дочь, как национализм. Так-то мы, конечно, понимаем, что все люди братья и всё такое, но как копнёшь – такого накопаешь!

 

– Пап, а ты совсем не националист, ни капельки?

 

– Совсем, – взгляд немолодого хирурга стал жёстким, – и не так давно, кстати. Не представляешь, как мне полегчало, когда я этот вопрос окончательно для себя закрыл. Это как бывает, разбираешься с задачкой и вроде понял, но не совсем. Опять разбираешься. Глубже понял. И вдруг! Эврика! Совсем понял, до полной кристальной ясности. Это такой кайф и прилив энергии, знаешь такое состояние?

 

– Да, мне кажется, я понимаю о чём ты говоришь… Это как на велосипеде научиться кататься. Оп, и поехала, и уже не разучишься. А национализм и другие всякие шовинизмы… Это, по-моему, когда человек себя не принимает до конца, чем-то в себе не доволен и подсознательно что-то себе не хочет простить, тут его на претензии к другим и разбирает.

 

– Не знаю как там с подсознанием, я в него не особенно верю, но приплетать в своё суждение о человеке его рост, комплекцию, разрез глаз и другие формальные признаки, в том числе национальность, неприемлемо – вот и вся моя нехитрая эврика.

 

– Ага, – радостно подхватила Настя, – то же самое с вредными привычками, как поймёшь, совсем окончательно, до кристальной ясности, как ты говоришь, что этот бриллиант и не бриллиант совсем, а тяжёлый бесполезный булыжник, бросить его уже никакого труда! Ой, пап, я тебя заболтала совсем, – спохватилась Настя, – я пойду, пожалуй.

 

– Ну, ладно, мышонок, звони, – он обнял дочку, – когда решишь с поездкой, дай нам знать. Да вы с мамой на очередной своей телефонной конференции всё и без меня постановите.

 

Настя рассталась с отцом и решила, не откладывая, заняться организацией своей поездки, потому что твёрдо настроилась уехать в ближайшие дни.

 

 

* * *

 

 

– Толя, надо подумать, что делать будем? – энергично начала разговор Личинская, основательно располагаясь в удобном кресле для посетителей в кабинете Клёнова. – Я имею в виду посёлок на Длинном. Какой-то ненужный шум поднялся, сплетни все эти грязные про меня, статейка опять же, как быть-то теперь?

 

– Значит так, да? Толя, что мне делать? А я ведь, кажется, просил меня в эти свои махинации с недвижимостью не впутывать! Просил или нет? – неожиданно гаркнул Клёнов.

 

Личинская вжалась в кресло и потупила глаза: «Пускай пошумит, он мужик отходчивый, проорётся и придумает что-нибудь».

 

– И всё кончилось как обычно: «Толя, что мне делать?» – смешно передразнил он Клавдию Игоревну. Но той было не до смеха.

 

– Давай-ка, милочка, ой, то есть, извините, госпожа топ-менеджер, выпутывайся сама, – ядовито заметил Анатолий Михайлович.

 

– Мне, Толь, проходу нет из-за этой статьи идиотской, хоть из города уезжай. Похоже, уже до городской администрации шум докатился, девчонки говорили, запрос какой-то пришёл на «ОЙЛИ» из мэрии, ты не видел? – кротко и жалобно сказала Личинская, начисто утратив свой знаменитый апломб, – похоже, попали мы на бабки.

 

– На бабки попали? Вот беда-то какая! Ой, горе-огорчение! – глумливо запричитал хозяин «ОЙЛИ», – да нет, не попали, Клава, не попали мы. Это я попал, ёшки-матрёшки! – оглушительно рявкнул Клёнов, покрываясь багровыми пятнами. – Как сердце чувствовало, не надо было связываться, но думал, может, обойдётся. А Вы, кстати, Клавдия Игоревна, с какого у нас года рождения? Я вот думаю, не пора ли Вам на заслуженный отдых? Проводим с почётом, всем коллективом, подарим ценный подарок, ну там, пылесос какой-нибудь.

 

От неожиданности такого предложения Клавдия на какое-то, впрочем, недолгое время, даже потеряла дар речи. Обретя его снова, она в коротких, но энергичных выражениях объяснила Клёнову, как ему следует распорядиться дарёным пылесосом и, впервые за долгое время, не успев натянуть на лицо ни одного из правильных выражений, шумно, по-бабски взрыдала и выбежала из кабинета.

 

– Ну не хочешь пылесос, часы можем подарить, что уж прямо… – пробормотал Клёнов. Вздохнул и, немного поразмыслив, решил, что все иски нужно срочно отзывать, падать в ноги и договариваться полюбовно. «А может, это и к лучшему, построим с Туровцом посёлок, кредит возьму, грамотного продавца наймём, ничего, пробьёмся! А Клавку давно пора было… поганой метлой, то есть пылесосом, – Анатолий Михайлович хмыкнул, – знает она про меня, конечно, лишнего, но кто ей теперь поверит?» – и настроение его начало стремительно улучшаться.

 

 

 * * *

 

 

После недолгого размышления, Настя решила съездить на родное Чёрное море, почему бы нет? И отпросить с собой Сентябринку у её склонных к креативу родителей – дражайшего старшего братца и любимой снохи.

 

Сентябрина была та ещё штучка, и её согласие на поездку было совсем не очевидно. Тринадцать лет, независимость и непомерный IQ – всё это немного усложняло общение, но Настя племяшку всегда любила, да и веселее вместе, чего уж там!

 

Избалованное существо, немного повыгибавшись, милостиво согласилось составить ей компанию. «Да я бы в её возрасте от счастья умерла, – подумала Анастасия, – о времена, о нравы!»

 

Они поселились на втором этаже небольшой частной гостиницы, комната им досталась тихая, с видом на горы, а по ночам – на звёзды. Девицы загорали, купались, вернее, Настя купалась, а Сентябрина с видом космонавта, выходящего в открытый космос, погружалась в воду и, как ошпаренная, выскакивала обратно, как будто это было не июньское море, а что-то вроде Северного Ледовитого океана. Зато они обе полюбили разъезжать по побережью без экскурсии, а так, «дикарём».

 

Чего стоил один только Ботанический сад с его буйно цветущими разнообразными розами и величественными благородными деревьями – от ливанских кедров до чинар необъятных размеров и неправдоподобной тенистости! Солнце и беззаботность, щедро сдобренные черешней и клубникой делали своё дело – Настя почувствовала, что все её проблемы стремительно теряют масштабы рядом с этим псевдоитальянским великолепием.

 

Ещё они увлекались разными вареньями – из лепестков роз, чабреца и даже сосновых шишек. Про такое девушка раньше и слыхом не слыхивала и в ответ на это своё признание немедленно получила от продвинутого подростка цитату из Шекспира, сообщающую о том, что «есть многое на свете друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».

 

– А твой Туровец любит фоточки в Фэйсбуке постить, и везде он такой-растакой, прямо ого-го! – сделала следующий провоцирующий заход неугомонная школьница.

 

– Ну и что, нормальный процесс, это бесплатный пиар, для бизнеса полезно, – пояснила глупышке Настя.

 

– Ага, бизнес есть бизнес, только он какой-то весь такой идеальненький, как будто пластмассовый, вот вылитый Кен, друг Барби, – не унималась Сентябрина, всегда каким-то мистическим образом бывшая в курсе всех взрослых дел, в которые её никто и не думал посвящать.

 

– Ничего подобного, сама ты пластмассовая! – оскорбилась за Никиту Настя. – А ты дрыхнешь до часу дня, если тебя за ноги с кровати не стащить. И английский совершенно забросила. А в соцсетях просто поселилась – ешь там, пьёшь там! Подожди, я с нового учебного года открываю курсы, ты у меня будешь как миленькая, по пять раз в неделю, – провела воспитательный контрманёвр молоденькая тётка, – мать твоя мне тебя уже с потрохами продала!

 

И Настя, незаметно протянув к племяшке руку, ловко щекотнула её за подмышку и предусмотрительно отскочила подальше. Девчонка оглушительно взвизгнула, поражённая таким коварством, и с мстительными подвываниями погналась за обидчицей. Минут семь они скакали друг за другом по комнате, и, наконец, окончательно обессилев, заключили мир. И отправились… каждая в свою социальную сеть, конечно. Сентябрина бесшумно, но яростно застрочила ВКонтакте, а будущая бизнесвумен принялась за очередной пост в живом журнале, ибо и сама отнюдь не сторонилась бесплатного пиара.

 

 

Из Интернет переписки

 

- Никита, привет! Как там дела? Что нового? А мы тут процветаем, прямо неудобно, пока ты там сражаешься со злом... :)

 

- Настя, отдыхай спокойно, зло уже при последнем издыхании, подрублено твоим гениальным фельетоном и бьётся в предсмертных конвульсиях :)  Не буду тебя сейчас подробностями грузить.

 

- Ой, а в какую мы вчера пещеру лазили! Ни в сказке сказать, ни пером описать! Снаружи солнышко, горы, конечно, красота всякая, а внутри! Внутри-то огромный город подземный. Да нет, не город, что за пошлости, город – это прямые углы, а там... Гауди сплошной, линии фантастические, холод +6 градусов и красота! И вот это всё подземное, укрытое от глаз, почему-то безумно красиво, почему?! Я под этим впечатлением даже собственноручно притчу сочинила, зацени!

 

Притча о пальце

 

Человек с наслаждением оглянулся вокруг и даже зажмурился от счастья! Лето окружало его птичьим гомоном, тенистой липовой аллеей и запахом цветущего шиповника.

 

«Удивительно, как всё устроено в природе, - подумал человек. – Как гармоничны и красивы цветы, они как будто нарочно созданы именно такими, чтобы мои глаза наслаждались ими, это ли не чудо? И щебет птиц так музыкален, словно придуман самым лучшим композитором. А воздух? Свежий, ароматный, невообразимо приятный. Какое удивительное совпадение!»

 

А в это самое время один из пальцев на руке этого человека, а именно правый безымянный, тоже удивлялся: «А всё-таки поразительно! Вот я уже взрослый самостоятельный отдельный палец, но так до конца и не понимаю, как вышло, что все эти кровеносные сосуды как будто специально подходят так, чтобы питать меня. Где они начинаются, даже непонятно - нервы, жилки, кости. Но всё как нарочно сделано для моего блага. Какое удивительное совпадение!»

 

Но палец недолго предавался раздумьям, он же просто палец, что с него взять?

 

- Над притчей подумаю, так, с первого взгляда, не совсем понятно. Рад, что ты хорошо отдыхаешь. Скучаю :)

 

- А знаешь, кого мне наша Личинская напоминает? Ехидну! Правда, похожа? :)

 

- Ну что ты, куда ей, она всего лишь обыкновенная рептилия. Ехидна – это я.

 

- ???!!!

 

- Видишь ли, ехидна – это пусть и примитивное, но млекопитающее. Яйца откладывает, но уже динозавром быть не хочет. Вполне теплокровная и детёнышей молоком кормит. Не желает она, понимаешь ли, откаты чиновникам заносить, а потихоньку учится как-то без этого обходиться. Этакое промежуточное звено. Несовершенная немного, но будущее за ней.

 

- А! Это ты на наших российских бизнесменов намекаешь? А я, тоже выходит ехидна? :)

 

- Ну что ты, Насть, ты пушистик! :) Сейчас много будет беготни, надо всё с Клёновым как следует проработать, бумаги подписать. И, наконец, начать строить!

 

 

* * *

 

 

Очередной плохой день и начался плохо. Сверху сочилась вода, и на потолке прямо по свежему ремонту расползалось неприглядное пятно. Соседи опять начудили, а ведь с виду приличные люди. Притворяются, а на самом деле такие же жлобы и хамы, как все.

 

Вот почему именно с ней всё это должно было случиться, вся эта ужасная история с чёртовым посёлком, почему? Механически сварив кофе, Клавдия налила его в немытую со вчерашнего дня чашку и без всякого удовольствия выпила. Прямо так – чёрный, горький и без сахара. «Нинке что ли позвонить? – подумала она, – а лучше зайду, прямо так, без звонка. Выходной сегодня, дома она, куда ей деться? А если и не дома – тоже беда невелика».

 

– И как ты теперь, Клав? – сочувственно сказала Нина. – Всё-таки сволочь этот Клёнов, вот никогда он мне не нравился.

 

– Сволочь, – безразлично согласилась Клавдия, – и к тому же жадная, Нин, сволочь. Он ещё и деньги с меня стряс, хорошо хоть квартиру не пришлось продавать, мотоциклом обошлось. И несколько цацек в ломбард оттащила. Может, выкуплю когда.

 

– А ты, Клав, может, кушать хочешь? У меня окрошка есть, я вчера много накрошила.

 

Личинская смотрела на одноклассницу с каким-то вялым удивлением: «Вот ведь, кроме неудачницы Нинки, выходит, и поговорить-то не с кем! Она хоть не злорадствует. Как так вышло?»

 

– Окрошка, говоришь? А давай! Холодная?

 

– Уж такая холодная, с редисочкой, и, знаешь, Клав, с яичками деревенскими, на рынке брала.

 

Клавдия хлебала Нинкину окрошку и испытывала своеобразное, давно забытое удовольствие от того, что не нужно притворяться и что-то изображать из себя.

 

– Нинуль, а давай соберёмся да на реку поедем, вот прямо завтра? Позагораем, искупаемся, лето всё-таки? Я только сегодня с соседями разберусь, почему они меня залили. А может, у них ребёнок кран не закрыл, мало ли что бывает?

 

«К маме съезжу, поживу пару недель, сто лет уже не была, а там видно будет. Жива, здорова, что уж я раскисла-то, на самом деле? Всё могло гораздо хуже кончиться», – размышляла Клавдия Игоревна, идя по улице. Она мельком глянула на своё отражение в витрине и с некоторым удовольствием отметила: «А фигура у меня вполне себе ничего!»

 

 

* * *

 

 

Анастасия стояла на берегу Океана. Океан был совсем не курортный, а северный и довольно мрачный. Она входила в состав группы, встречающей Туровца, который с минуты на минуту должен был появиться. Могучие волны привычно бились о высокий скалистый берег, не согретый ни единым лучиком, однозначно не имеющим шанса пробиться через низкие свинцовые облака.

 

А Никита в это время бежал по суровому побережью, вдали от дорог и цивилизации. Ноги увязали в ледяной каше, с неба валилась снежная крупа. А пейзаж вокруг… Его даже сравнить не с чем. Другая планета.

 

За время своего пребывания в Исландии, Настя много раз вспоминала местную пословицу, которую вычитала накануне поездки в Википедии: «Если вам не нравится погода, подождите пять минут, и станет ещё хуже». Погода и вправду была отвратительной. Но почему-то совсем не портила впечатления от потрясающей красоты и совершенно невероятной энергетики этих мест. Скорее наоборот.

 

Всё оказалось правдой – марафон, Исландия, вулкан, вокруг которого пролегала трасса, – и всё это в самый канун нового года. Каждая из этих вещей и по отдельности тянула на полновесное событие, но чтобы всё разом! Если бы ей скажем, год назад обрисовали такой расклад, она смеялась бы в голос. Но ведь именно непредсказуемость пути и позволяет нам чувствовать себя живыми, разве нет? «А интересно, где он следующий марафон побежит, в Сахаре что ли», –  смешливо подумала Настя.

 

И снова, как тогда летом на озере, её вдруг пронзило нерядовое ощущение единства и гармонии – океан, чистейший снежный ветер, дружба и доброта людей, вся красота и справедливость этого невероятного мира.

 

 

Татьяна Ластовецкая

 

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ